Деринкую, Каймаклы, Озконак, Мазыкую, Татларын, Гельверы -
эти названия ничего не говорят простому советскому человеку. Более того, они
ничего не говорят просвещенным и утонченным европейцам, не говоря уж о грубых,
зацикленных на собственном денежном успехе американцах. Это названия гигантских
подземных городов, расположенных здесь, в Каппадокии, и сейчас составляющих ее
главную достопримечательность. Они были открыты сравнительно недавно: если
память мне не изменяет, в тридцатые годы теперь уже прошлого, ХХ века, хотя
самые известные из них открыты гораздо позже - всего тридцать или сорок лет
назад. На сегодня их известно 36, и их число почти каждый год увеличивается в
связи с новыми находками.
Мы едем в самый большой из них - Деринкую, восьмиэтажный
подземный город на десять тысяч жителей, находящийся километрах в тридцати к
югу от Невшехира под современным селением такого же названия. В самом селении
Деринкую, расположенном на высоте 1355 метров над уровнем моря, проживает всего
семь тысяч человек.
Деринкую - пыльный турецкий райцентр, который когда-то
знал лучшие времена. В связи с туристским бумом, вызванным открытием подземных
городов, эти времена вполне могут вернуться. Первым признаком этого является
реставрируемая сейчас византийская базилика с оконными проемами в виде крестов,
тремя удлиненными апсидами и звонницей, круглая шапочка которой делает ее
верхнюю часть похожей на беседку на высоком волжском берегу в славном городе
Ярославле. Вход в подземный город находится за углом, в неприметном месте
неподалеку от церкви.
Вообще-то я не люблю подземелий, обиталищ нечистой силы,
хотя в Москве с удовольствием езжу в метро, предпочитая его всем другим видам
городского транспорта, включая собственный автомобиль. Вопрос престижа меня
мало волнует, а пустая трата времени за рулем в Москве меня не то чтобы раздражает
- я не слабонервный - а просто неприемлема, поскольку нерациональна. Огромное,
несравнимое ни с чем потрясение я испытал в семидесятых годах в пещерах Нового
Афона в Абхазии. После этого я был в подземных галереях Ретретти в Финляндии,
еще где-то в Италии и Франции - но после новоафонского дьявольского масштаба и
великолепия все казалось примитивным и будничным, хотя у как раз у Ретретти
есть своя особая прелесть. Я не попал даже в знаменитую пещеру Шульган-Таш,
обиталище первобытного человека на Южном Урале, хотя дважды проплывал мимо по
великой башкирской реке Агидель и оба раза предпочитал сторожить байдарки и
катамараны, пока мои спутники бродили по подземелью.
Билетная касса, охрана, ступеньки вниз - и мы уже на
верхнем этаже подземного города. Узкий тоннель высотой 160-170 сантиметров -
постоянно приходится идти, согнувшись. Гладкие стены серо-коричневого цвета,
скругленный верх, небольшой наклон пола. Вправо и влево отходят более
просторные и пустые сейчас камеры. Электропроводка к редким фонарям.
Повторяющиеся надписи Cikiє, ?ыход, со стрелкой, указывающей, в каком именно
направлении он находится. Ступеньки, то естественные, вырубленные в породе, то
современные, бетонные. Дышится на удивление легко, воздух чистый и прохладный,
около десяти градусов.
Незаметно спускаемся с этажа на этаж, дивимся на
вертикальные жернова, спрятанные в нишах справа по ходу, подходим к
вертикальным вентиляционным шахтам, которые внизу доходят до грунтовых вод,
служа одновременно колодцами. Кстати, из таких вот колодцев брал воду весь
город до 1962 года, пока не был построен водопровод. Примерно в это же время
был открыт и сам подземный город не то муэдзином, не то местным учителем, в
общем, каким-то интеллигентом. Простые крестьяне знали про эти города давно и пользовались
их верхними помещениями как погребами для овощей, винограда и каймака.
Достигаем самой нижней точки, до которой можно дойти
простому туристу. Вообще, город занимает пространство примерно четыре на четыре
километра и для доступа зевак открыто всего процентов десять его территории. Мы
на восьмом этаже, если считать сверху вниз, то есть на минус восьмом. Длинное,
просторное помещение, похожее на церковь - это сходство усиливают колонны
квадратного сечения, чуть расширяющиеся внизу и вверху, повторяя плоский овал
свода. Колонны делят пространство на два нефа и кажется, что впереди - алтарь с
иконостасом. В путеводителях эти помещения называются "Conference
room". Учитывая возможное палеолитическое происхождение пещер, это звучит
особенно гордо. Представляете -
Всенеандертальская Деринкуюйская конференция по
защите прав человека от мамонтов!
До сих пор ученые не пришли к какому-то приемлемому выводу
о происхождении и назначении подземных городов Каппадокии. Превалирует точка
зрения, согласно которой эти города служили убежищами от многочисленных врагов.
Эта точка зрения находит ряд подтверждений в виде специализации ряда помещений
под хранение запасов, а на верхних этажах даже для содержания скота. В то же
время существует ряд вопросов, на которые не решается ответить никто. Вот
некоторые из них:
- Когда, кем и зачем построены эти города? Откуда пришли и куда исчезли
строители?
- Каким образом вынутый грунт транспортировался с нижних этажей?
- Куда вообще девался вынутый грунт, если никаких терриконов в окрестностях
не обнаружено, а близлежащих рек, как в Деринкую, не существует?
- Почему стены верхних этажей вообще не имеют никаких следов орудий, а
нижние явно вырублены (я сам видел эти регулярные штрихи от режущего
инструмента - кайла или долота)?
- Какова роль этих вертикальных жерновов и откуда они взялись?
Распространенная версия, что жерновами просто перекрывали тоннели, чтобы
посторонние не могли войти, достаточно слаба.
- Каким образом готовилась пища для всей этой оравы в десять тысяч
здоровых мужиков и баб, и куда девался дым от очагов?
- Каким образом эти десять тысяч человек отправляли, извините,
естественные после сытной и горячей пищи надобности, если следов ни одного
туалета, например, в Деринкую, не обнаружено?
- Каково назначение многочисленных отверстий диаметром около десяти
сантиметров, выходящих на поверхность? Почему некоторые отверстия сдвоенные?
Мой прямой вопрос - не кабельные ли это каналы для подачи энергии с
поверхности?
- Почему все без исключения города расположены четко по странам света от
близлежащих высот: к востоку, к югу, к западу от вершин, но никогда к северу?
Список этих вопросов можно продолжать и продолжать. На
многие из них ученые, естественно, предлагают ответы, но достаточно
неубедительные. Главное - тот же Деринкую, это ведь не приморский город, на
который нападают проплывающие мимо пираты. От пиратов можно спрятаться в
катакомбах. Как можно спрятаться от тех же хеттов или сельджуков, которые
приходили сюда не пограбить недельку-другую, а на века, чтобы занять и освоить
саму территорию?
Информация
к размышлению
Много еще есть на
свете, друг Горацио, чего не знают наши мудрецы... (Приписывается Шекспиру)
Я пока тоже не имею какого-то определенного мнения по
этому поводу и как раз сейчас читаю про среднеазиатские кяризы - подземные
сооружения для сбора грунтовых вод, которые тоже состоят из многокилометровых
подземных галерей высотой 100 - 140 сантиметров, шириной около полуметра с теми
же вертикальными колодцами. Может, это и не кяризы, но в любом случае люди
(если это вообще были люди) приходили туда не прятаться, а РАБОТАТЬ.
Представьте, через сотню тысяч лет, когда вся энергия будет получаться или из
атомного ядра или от Солнца, а про каменный уголь все забудут, какой ажиотаж
поднимется среди тогдашней интеллигенции, если вдруг какой-то муэдзин откроет,
например, шахты Донбасса? И вообще, подозрительно само сочетание фантастических
наземных элементов типа Гереме и Учисара с не менее фантастическими и
многочисленными подземными, причем, все они расположены в пределах 10-15-20 километров друг от
друга, а многие из них - и это установлено - связаны подземными туннелями.
В любом случае я повторю то, что уже однажды сказал:
Каппадокия так же неисчерпаема, как атом.
Дорога домой
Дорога домой в Султан Сарай проходила тоже по очень
интересным местам, к которым мы лишь чуть прикоснулись, и каждое такое
прикосновение было еще одним подтверждением высказанной выше мысли про
неисчерпаемость электрона и Каппадокии.
Мы проехали Гюзельюрт, основанный за 2500 лет до нашей эры
старший брат чеченского Кизельюрта, расположенного на территории Дагестана. По
некоторым данным именно здесь, в Гюзельюрте, а не в расположенном неподалеку
Ненези (Назианзе) родился Григорий Богослов, еще один столп православной
церкви, большой друг Василия Великого. Кстати, это он придумал григорианский
календарь, которым мы пользуемся до сих пор.
Мы на полчаса заехали в жерло вулкана и омыли руки в
фантастическом вулканическом озере Nor Golu, диаметр которого не превышает
полутора километров, а высота от воды до верхней кромки чаши кратера не менее
трехсот метров. Изумительные виды, множество черепах - и ни одного туриста,
даже самого захудалого!
Потом мы еще раз побывали в Ихлара, но не спускались в
долину, а просто купили наверху у очаровательной и многодетной хозяйки ларька
несколько сувениров из килима - особого турецкого безворсового ковра. Я не
сказал, что вся эта область не только славна виноделием, разведением
тонкорунных овец и ангорских коз, но это еще и традиционная область
ковроткачества.
Вернувшись в Конья и оставив вещи в "Озкаймаке",
который показался еще более советским после "Каппадокия Кантри Клаб",
мы долго бродили по городу, безуспешно стараясь заблудиться, пили кофе в
каком-то приюте для одаренных детей, покупали развесной чай и инжир, виноград и
персики на роскошном, по-настоящему восточном базаре, беседовали с турецкими
девушками, принявшими нас за англичан и остановивших, чтобы попрактиковаться в
английском языке. Мы всего за три доллара вкусно и сытно пообедали в
обыкновенной турецкой рабочей столовой, недалеко от Мавзолея Мевлана, чем очень
гордимся. Мы даже видели памятник Кемалю Ататюрку, чем-то похожий на памятник
Климу Ворошилову, в галифе и с перекрещенными портупеями.
Утром мы уехали из Конья, теперь на Бейшехир, и сразу на
выезде попали в цепкие лапы турецкого ГИБДД: унылая дорога со сплошной
разделительной полосой шла вверх и вверх, впереди висел тяжело груженый
самосвал, который по определению не мог развить на этом подъеме скорость больше
тридцати километров в час. Я вообще-то соблюдаю правила, ну, может, кроме
скорости, и то иногда. Здесь просто сам Аллах велел обогнать это железное
корыто с дизельным мотором. Я до сих пор как почетную грамоту храню квитанцию с
красной гербовой печатью в виде полумесяца со звездой, свидетельствующую, что в
8-45 утра на восемнадцатом километре шоссе Конья-Бейшехир, едучи на белой
машине госномер 34UM8205, я заплатил семнадцать миллионов сто тысяч честно
заработанных турецких лир в пользу турецкого же государства в лице двух бравых
и суровых, абсолютно неподкупных гаишников.
Умер гаишник. Предстал
перед богом. Тот спрашивает: - Ну что ты, сын мой, делал ли ты людям добро? -
Да, бывало. - А зло? - И такое было. - Ну, вот тебе две дороги, одна в рай,
другая в ад. Какую выберешь, туда и попадешь. Мент отвечает: - А можно я здесь,
на перекрестке останусь? (Народная мудрость)
Дальше мы ехали гораздо более осторожно. Правда, и машин
было немного. В Бейшехире до которого от Конья около ста километров, чуть
больше часа езды, мы вышли полюбоваться спокойной гладью абсолютно голубого
озера Бейшехир. Противоположный берег озера терялся в утренней дымке, над
которой с одной стороны царила заснеженная громада двухкилометрового Кафадага,
а с другой - еще более заснеженная трехкилометровая вершина Дипойраздага. Озеро
было пустынным, и лишь одинокая лодка ждала рыбака на привязи возле берега,
рядом с зарослями тростника, в которых обязательно должны водиться красноперки.
За Бейшехиром, сразу после Узюмлю, хорошая дорога
кончилась. Она вообще намного обычней той роскошной трассы, по которой мы ехали
через Сейдешехир. Но и она кончилась, о чем свидетельствовал всем понятный
кирпич и знак объезда вправо, через Генчек. Дальше мы ехали по каким-то горным
тропам, где тот джигит, чья правая нога висит над пропастью, должен прыгнуть в
эту пропасть вместе со своим верным конем. Нам прыгать не пришлось, но пара
разъездов со встречными, случайно вынырнувшими из-за крутого поворота машинами
местных джигитов, запомнятся мне надолго.
Километров через сорок дорога
выправилась и превратилась в спокойную, живописную горную дорогу, каждый
поворот которой приносил новый и еще более красивый вид, а обустроенные родники
вдоль дороги просто требовали остановки, что мы иногда и делали, наслаждаясь
чистотой и нетронутым спокойствием горного ландшафта.
Перед Аксеки мы стали на ту самую роскошную трассу, по
которой ехали всего эпоху назад (три дня, но каких!) и где-то через час уже
вылезали из длинных штанов и теплых свитеров на автомобильной стоянке перед
водопадом Манавгат. Мы опять вернулись в тропики. Еще через три часа мы на
полную халяву обедали в "Султан Сарае". С водкой и пивом - впервые за
несколько трезвых дней путешествия.
ГЛАВА ШЕСТАЯ - ПОСЛЕДНЯЯ
Султан Сарай
На халяву потому, что из-за общей напряженки с путевками
Ирина Умаровна смогла нам предложить только полный пансион, который мы раньше
никогда не брали - нельзя же столько есть! Да и никогда в отеле днем мы и не
оставались, ну, если только в первый день и прямо перед отъездом.
Сейчас, когда я только что вернулся из Солотчи, где провел
два дня во всесоюзной здравнице Сосновый бор - я ездил туда 21-22 марта искать
себе жилье на апрель, чтобы успеть посмотреть развитие весны: разлив Оки,
прилет и пролет птиц, тетеревиные и глухариные тока - сейчас, после Солотчи,
Султан Сарай не кажется таким диким, каким он нам показался в первые часы после
возвращения из Каппадокии. Плотность бывших советских людей на квадратный метр
его территории превышала все мыслимые пределы: за завтраком и за ужином
одновременно собиралось более тысячи (!) наших соотечественников, в основном
мелких лавочников и челноков со своими женами и подругами, а также с подругами
жен. Опять же встречались провинциальные боссы с молодящимися и выпуклыми
секретаршами, которые к завтраку могли выйти в роскошном вечернем платье и духах,
а вечером - в кроссовках на босу ногу. Попадалось несколько начинающих бандитов
в сопровождении изящных фотомоделей с манерами дешевых проституток. Публика
была еще та! Нет, была и приличная публика, но она не орала, не толкалась, не
хлестала без удержу дармовую водку и коньяк и потому была незаметной.
Представляете, как счастлива была оказаться в этом вертепе
немчура, может, впервые в жизни заплатившая свои кровные дойчмарки за
пятизвездочный отель. И хорошо еще, если это были настоящие, западные немцы,
которые все происходящее принимали за неизбежную восточную экзотику. А если они
из бывшей ГДР, и встретили здесь тех же офицерских жен из ГСВГ, которых они и
раньше, при нерушимой дружбе народов братских стран социализма, ненавидели
лютой ненавистью, постоянно встречая в магазинах на Александерплатц и
Лейпцигерштрассе! Вполне могло дойти до смертоубийства.
Примиряло всех море. В октябре оно было ласковым и
спокойным, может еще слишком теплым для нас: 22-24 градуса. Лишь легкая волна
колыхала загорелые тела, утомленные постоянным поглощением пищи, которая, надо
сказать, здесь была и разнообразнее и вкуснее, чем в Ренессансе. Вообще,
несмотря на все мои брюзжания по поводу соотечественников, персоналу Султан
Сарая, особенно работникам его пищеблока, надо поставить памятник. Накормить
быстро, вкусно и разнообразно такое большое количество людей одновременно - это
само по себе уже искусство. А ведь надо еще обеспечить поступление продуктов -
тех, что нужно и вовремя. Надо рассчитать их количество - чтобы не было
недостачи, и чтобы не оставались и не пропадали впустую: это просто
разорительно, это при историческом материализме можно было списывать все что
угодно. Здесь ты будешь списывать собственный доход. А ведь есть еще
собственный персонал - живые люди: они болеют, выходят замуж, к ним приезжают
родственники, у них ремонтируют квартиры и ломаются телевизоры. Ведь это все -
как у нас, живые же люди!
Зато здесь, кажется, нет нашей главной проблемы. Турки не
воруют. Не могу это рационально объяснить. Немцы не воруют. Американцы не
воруют. Братья-славяне, хорваты, - и те не воруют. Наши воруют, причем
практически все и помногу. Ну представьте себе нашу гостиницу или вот такой
санаторий на тысячу мест, чтобы не по порциям, с ведомостями, чеками,
накладными, двойным контролем плюс контроль сумок на выходе, а простой шведский
стол, каждый берет, сколько захочет. И не только дешевую еду, но и достаточно
дорогое пиво, вино, водку, коньяк, наконец. Я этого представить не могу. Ну
есть же директор, несколько замов, другие начальники - а у них, естественно
друзья. А у тех - родственники. Есть же местная милиция, налоговая, санитарная,
пожарная и тысячи других инспекций. Есть вышестоящие начальники. Есть мэрия.
Они ведь все хотят кушать - а тут шведский стол. Или это полицейские и пожарные
у них такие тупые? А может это - нравственность? Совесть? Откуда при
капитализме совесть, если у нас ее и при социализме не было? Не могу понять,
как ни пытаюсь. Загадка, по сравнению с которой все загадки подземных городов в
Каппадокии - детский ребус.
Поэтому особенно отрадно, что и в Ренессансе, и особенно
здесь, в Султан Сарае, много наших практикантов, которые, конечно еще
отличаются от турецкого персонала, но уже не так резко. Они проводят здесь по
полгода, работают практически на всех рабочих местах, потом защищают свои
дипломы в какой-нибудь Академии (!) туризма в городе Воскресенске (!) и
приходят на работу в нашу службу быта и сервиса. Бедные дети! Но мало-помалу их
навыки, их знания, их совесть, наконец, сделают свое дело и у нас. Лет через
шестьдесят - восемьдесят, через три-четыре поколения. Но - сделают.
Мы познакомились с одной такой практиканткой, Катей из
Воскресенска. Милая, скромная, правильная и работящая девушка из абсолютно
простой семьи. Я в свое время работал с Воскресенским ПО Минудобрения, хорошо
знал его генерального директора Николая Федоровича Хрипунова - государственный
человек, он вполне мог руководить страной и руководить хорошо, по-хозяйски, как
он руководил огромным, в семь тысяч человек, заводом. Судьба его трагична.
Единственный источник сырья при чубайсовской приватизации попал в руки обычного
олигархического банка-хищника, заводу стали выкручивать руки, Хрипунов не
сдавался, в итоге - инсульт. А с Катей мы подружились: мы катали ее по
побережью, купались вместе в Олимпосе и Фазелисе, она потом даже приезжала к
нам в Москву. Только в ущелье Гёйнюк мы ее с собой не брали: страшно.
Гёйнюк
После Каппадокии нас вряд ли чем-то можно было удивить на
побережье. Мы, конечно, опять взяли у Шамиля Самурай, съездили искупаться в
Олимпос и Фазелис, встретились с девушками Островскими - кстати, случайно, в
Кемере: пообедали вместе в экзотическом ресторанчике, который я запомню на всю
жизнь еще и потому, что забыл там свой роскошный японский бинокль с увеличением
от семи - до тридцатикратного. После этого мы заскучали, а до отлета оставалось
еще целых два дня - это еще одна моя ошибка в планировании. Надо было бы
оставить на реадаптацию после Каппадокии всего день или два, а за счет этого
увеличить время пребывания там - но кто при планировании знал, что такое
Каппадокия!
Я по-прежнему уходил гулять по утрам, фотографировал
зимородков, которые целой колонией жили в тростнике у впадения речки Гёйнюк в
море - чистая горная родниковая вода привлекала стайки мальков, и уж тут-то зимородки
не промахивались. Они вообще никогда не промахиваются, выхватывая рыбку из воду
так, что не успеешь и заметить. Как-то случайно я забрел чуть дальше, вверх по
течению реки и понял, что здесь можно проехать на джипе. Потом мне попалась
нарисованная от руки карта, размноженная на ксероксе, на которой были указаны
кафе Али-бея с самой дешевой на побережье форелью, пещера на левом берегу реки,
а потом и вообще - водопад.
Теперь я особенно жалею о бездумно потраченном до этого
времени. Все реальные достопримечательности побережья - это не то, что облизано
и затоптано туристами. Все настоящее, природное, подлинное находится в трех,
пяти, редко двадцати километрах. Туда нет асфальта. Туда можно пройти пешком
или на джипах, как независимо друг от друга сделали мы и еще трое сумасшедших:
двое девушек с радио Европа Плюс и симпатичный молоденький парнишка, виртуозно
владеющий таким же как у нас Самураем. Дорога вырублена сначала в левой скале,
обрывающейся к речке, потом галечный спуск, неглубокий брод (вся река метра
три-четыре шириной) и такой же подъем на карниз, вырубленный в правой скале.
Если вдруг встретятся две небольшие машины, разъехаться можно. Но для этого
одна из них должна ехать задним ходом до ближайшего места, где ширина карниза
составит хотя бы четыре с половиной метра.
Но и эта дорога однажды кончается. У меня не хватило духа
проехать последние пятьсот метров - вернее, проехать-то я их запросто смог бы,
а вот развернуться там, наверху, когда твои колеса будут висеть над
двадцатиметровым скалистым обрывом - вряд ли. А вот Сережа смог! Такой молодец!
Но мы с Лялей поставили джип к стенке, чтобы справа оставалось достаточно места
для проезда, и пошли пешком. Я уже был здесь вчера один и знал эти места.
Дальше шла крутая тропа, еще дальше эта тропа падала вниз, к речке, надо было
пройти вброд через ледяную воду - нам не привыкать, полтора года назад в
половодье мы босиком форсировали разлившуюся на два километра мещерскую Пру.
Еще дальше дорогу блокировала скала, обрушившаяся сверху и заклинившаяся между
двумя боковыми скалами. Река образовывала глубокое - по плечи - озеро,
заканчивающееся настоящим сифоном, отблески заката отражались от воды и
раскрашивали в странные и тревожные цвета нависающие скалы, до блеска
выглаженные намерзающим здесь зимой льдом. Признаюсь честно - дальше мы не
пошли. Дальше не пошел даже Сергей. Приедем еще раз - постараемся пройти.
Столько поводов приехать еще раз!
Возвращаются все
Больше ничего интересного не было. Я не рассказал про
традиционную поездку в Анталью и такой же традиционный обед в уютном рыбном
ресторанчике в порту; про посещение местной достопримечательности - банана, под
которым я спал в свой первый приезд сюда; про встречу с болгарином Реджепом,
который совсем недавно был жертвой болгарского социализма, а теперь является
полноправным трудящимся Востока и держит здесь большой ювелирный магазин;
отчаянную торговлю с двумя продавщицами в магазине, продающем кожаные изделия,
после которой обе выдохшиеся стороны с большим удовольствием и долго пили
ароматный чай. Кстати, одну из девушек зовут Сонгюль, в честь нашей внучки,
народившейся как раз когда мы были в Невшехире.
Я не рассказал про кошек, живущих в Султан Сарае - об этом
надо писать поэму. Мы до сих пор вспоминаем маленького, совсем черненького
чертенка и его строгую, стройную, почти египетскую маму, которая зорко следила
за нравственностью своего единственного сына и не позволяла ему ходить в
ресторан и общаться со всякими там, дабы он не набрался дурных манер. Мы
передали этого котенка и его маму сердобольной и приличной немецкой семье,
которой оставалось жить в Султан Сарае еще целую неделю, и они обещали нам, что
перед отъездом передадут его в хорошие руки.
Потом были сборы, бросание серебряных монет в море,
ожидание автобуса, аэропорт, самолет, еще один аэропорт, уже в Москве.
